25 – 31 августа

  27 августа. Михей-тиховей.

  Перепроверяли прогноз на сентябрь от 15 августа (Степана-сеновала). На Михея дуют ветры-тиховеи — к вёдренной (ясной, погожей) осени; на Михея буря — к ненастному сентябрю.

  Средний срок начала листопада.

  28 августа. Успение Божьей Матери. Спожинки, дожинки.

  28 августа день кончины, смерти (успения) Божьей Матери девы Ма­рии. Но церковь обозначает этот день не как день памяти, а как праздник: «Праздник Успения Божьей Матери». Возможно, что, называя этот день праздником, церковь тем самым аргументирует, доказывает постулат о том, «что смерть не есть уничтожение нашего бытия, а только переход от земли на небо»; а переход в жизнь вечную, небесную – радость, праздник. И успение Божьей Матери — одна из дат её существова­ния. Дата значительная.

  В крестьянском же сознании Успение связано с «окончанием» и «успеванием». Успеть убрать урожай. Успеть посеять озимые. Успеть провести вспашку поля под озимые. Окончание страды. Отлёт последних ласточек — конец лета.

  С Успенья начинается молодое «бабье лето» — конец женским работам в поле.

  Успенье — конец Успенского поста.

  Успенье — день-граница; переход жизни крестьянской в другое состоя­ние. На таких переходах у крестьян всегда праздники. А потому в народе этот день назывался «спожинками» или «дожинками». А кое-где — «оспожинками». В этих крестьянских названиях сочетается и «госпожа» (Божья Матерь) и окончание жатвы. Это, собственно, — праздник урожая.

  По старорусскому обычаю последние два-три десятка колосьев не сре­зали. Их перевязывали лентой, иногда наклоняли к земле и присыпали ею. Под эти стебли клали хлеб с солью и говорили: «Уроди ржи, овса, яч­меня и пшеницы!» Оставляя несколько несжатых колосьев, женщины на­деялись вернуть земле силу.

  Последний, «именинный» сноп жали молча. Это был «сноп-молчанушка». Девушки боялись: если заговорят, то жених будет слепой. Великий стимул — жених. Затем этот сноп связывали специальной перевязью. Хо­зяйка присаживалась на сноп и говорила: «Ржица-матушка, народи на ле­то получше этой, а если такой, то не надо никакой».

  В некоторых областях России именинный «сноп» удостаивался более пышного обряда. Его наряжали и украшали. Несли сноп или мальчик или девочка с венком колосьев на голове. Направлялись к господскому, помещечьему двору с песнями. Там вручали его барину. А барин угощал всех обедом и вином.

  Кто успевал испечь хлеб из нового зерна, освящал его в церкви. Кто не успевал — освящал горсть колосьев. И если был новый хлеб, то празднич­ная трапеза начиналась именно с него.

  Те же крестьяне-хозяева, которые не успели с уборкой урожая, устраи­вали «выжинки»: призывали односельчан помочь. И люди охотно отклика­лись на этот призыв, хотя единственным вознаграждением за «выжинку» было застолье—угощение. Люди охотно шли на возможность повеселить­ся («расслабиться») в разгар полевых работ. А кроме того: вдруг самим по­требуется такая помощь? Работа на «выжинках» — веселая, с песнями, шутками. Производительность труда — высочайшая.

  С Успенья начинались «засидки», «беседы»: сборы молодежи по избам. Девки высматривали парней, парни — девок. Через две недели можно бу­дет засылать сватов.

  29 августа. Третий Спас, ореховый.

  Спас—значит, Спаситель. Так кратко на Руси называли Иисуса Христа.

  К этому времени в средней полосе России поспевали орехи, потому и Спас назывался ореховым.

  В некоторых областях России начинались ярмарки, на которые приво­зили холсты. Третий Спас поэтому называли ещё и «Спасом на холстах». Это было связано не только с «холщовыми» ярмарками, но и с тем, что цер­ковь в этот день праздновала перенесение Нерукотворного образа Спаси­теля из города Едессы в Царьград. А «нерукотворный образ» потому, что по библейскому преданию лик Иисуса Христа чудесным образом отпечатал­ся на куске ткани, на холсте.

  В эти же дни заканчивался посев озимых. Посев озимого хлеба начина­ют «за три дня до Успеньева дня и продолжают еще три дня после». Все, ко­нечно, зависело от погоды (в первую очередь) и наличия рабочих рук. Мог­ли засеять и до яблочного Спаса. Но тоже бывало редко. Поэтому «досевки» продолжались и после третьего Спаса. Перед посевом молились. Женщины провожали мужей хлебом-солью. На телегу клали три снопа. На них — мешки с рожью.

    На поле засевальщика встречали дети с гречневой кашей. После «досевок» работники возвращались, а хлеб и каша съедались всей семьёй.

  31 августа. Флор и Лавр — лошадники, конский  праздник.

  «На второй день третьего Спаса пахал мужик свой «пар», чтобы посе­ять озимую рожь. Лошадь заартачилась и остановилась; принялся му­жик хлестать ее кнутом, а потом стал изо всех сил колотить палкой. Ло­шадь пала на колени и заржала. Хозяин осыпал её бранью и прокляти­ями, и пригрозил вспахать на ней целую десятину (0,9 га) в один день. На этот сказ, откуда ни взялись, два странника с посохами.

  «За что ты бьешь лошадь? — спрашивают они мужика, — ведь ты от­ветишь за неё Богу, всякая животина на счету у Бога, а лошадь и сама умеет ему молиться. У вас вот на каждой неделе полагается для отдыха праздник, а у коня твоего круглый год нет ни единого. Завтра наш день — Флора и Лавра... Мы приставлены к лошадям на защиту. Бог велел, нам быть их заступникам и ходатаями перед Ним». (С.В. Максимов).

  Вот так по одной из легенд о Флоре и Лавре возник «конский праздник». И если другие святые (Николай, Егорий, Власий) являются покровителями всех или многих домашних животных, то Флор и Лавр — только лошадей. И настолько почитаемы они крестьянами, что совсем нередкостью было в прошлом веке увидеть в конюшнях икону (образ) Флора и Лавра.

  Да и как не почитать этих святых, если они оберегают самое дорогое для крестьянина — коня. Много чего может лишиться крестьянин, но это будут полулишения, не катастрофа. А вот если он лишится коня — это катастрофа, горе. И не меньшее, если не большее, чем пожар. Есть конь и здоровье — будет и добро. Нет коня — иди по миру или в батраки. От­того и причитают под павшим конём, как над человеком, называя его и «кормильцем», и «родимым».

  Ко дню «лошадиных именин» готовились тщательно: мели и мыли из­бы, наряжались хозяева и украшались лошади. Их мыли, расчесывали им гривы и хвосты. В гривы вплетали ленты или куски цветной ткани. С утра прикармливали лошадей свежим сеном и овсом. И, конечно, в этот день на них не работали. Ни хомут, ни седло не надевали. Даже ес­ли ездили на них верхом, то без седла.

  К обедне хозяева приводили лошадей к церковной ограде. Священники, отслужив молебен покровителям коней, выходили к огра­де со «свячёной» водой. Они благословляли лошадей крестом и кропили их водой. Каждый хозяин старался сделать так, чтобы хоть одна капля «свячёной» воды, но попала на лошадь. Это, по их уверениям, охраняет коней от всякого лиха.

  После молебна и освящения часто устраивались скачки на неосёдлан­ных лошадях. Затем кони отдыхали, а люди пировали, щедро угощая друг друга.

  Мужик-работник за многовековое содружество с работником-конём присмотрелся к его нраву, привычкам и многие приметы связал с его по­ведением. Ржёт конь — к добру, ногою топает — к дороге, фыркает в до­роге — к доброй встрече, закидывает голову — к долгому ненастью, ва­ляется по земле — к теплу, ясной погоде. Споткнется конь при выезде со двора в дорогу—лучше вернуться, несчастье будет. Вспомните: и в сказ­ках кони спотыкаются не к добру.

   Даже после смерти своей конь оставался верным слугою своему хозя­ину: конский череп, воткнутый на частокол возле дома, оберегал двор от нечисти и лиха.

  Ко дню Флора и Лавра заканчивался посев ржи, «дожинки» и «досевки».

  С Флора и Лавра начинали солить огурцы и работать в избах при ог­не. До этого дня свет в избах не зажигали: хватало вечернего. «С Флора засиживают (то есть работают при огне) ретивые (старательные), а с Се­мёна (14 сентября) — ленивые».

  Я поздравляю последних августовских именинников.

25 августа. Александр.

26 августа. Максим, Тихон.

27 августа. Аркадий, Михей.

29 августа. Демид.

30 августа. Мирон, Павел, Ульяна.

31августа. Денис, Емельян, Иван, Илларион.

 С днём ангела вас!