…И распространялась Русь на север и на восток. Уходили люди семьями от набегов степняков, от постоянной нужды и притеснений боярина – прятались, отделялись. Останавливались в глубинных лесах, куда трудно пробраться на лошади степному разбойнику. Здесь жили редкие и незлобивые меряне, угры, вятичи. Рубили избу – оседали. Расчищали землю от леса – огнём и корчёвкой – засевали, охотились – начинали жить. И вот эта постройка для одной семьи – с сараями, двором, вдалеке от людских глаз – называлась заимкой.
Надо сказать, что слова «займ» и «заём» - однокоренные со словом «заимка» и берут своё начало от старославянского «имамь» и «иметь». А рядом с этими славянизмами стоит и слово «имать» - брать. (Вот, кстати, почему «мёртвые сраму не имут»: не берут, потому что – мёртвые).
Очень интересное слово! Столько родни у него. Тут и корень «ать» («ять») просится, чтоб и его назвали. А как же, назовём: «вз-ять» и противоположное по смыслу слово – «изъ-ять».
А что ж мужик там, среди мерян да вятичей? А ничего: нормально. Семья благоденствовала собственным трудом, вырастали дети – становилось тесно под одной крышей. А там, смотришь, сын женился на голубоглазой, льноволосой девке. За тридцать вёрст нашёл! Когда и где только повстречались! Но надо отделять: ещё один сруб ставить, ещё один двор огораживать тыном от зверья. И вырастала заимка в починок.
…День будний и время позднее, а соседи шумят и ничто их не БЕРЁТ, НЕЙМЁТСЯ им и совести совсем не ИМУТ. А послать бы их всех… да на ЗАИМКУ – пусть там гудят.