Овдовела Русская Теча.
Гудит медь сосновых стволов.
Тянет тяжесть людские плечи:
Жизнь уходит под вечный кров.
Простыня снегов черно-белых;
Белый реквием правит бал.
Всё, как прежде, но – пустотело:
Душу выдул земной аврал.
А там, в детстве вечном –
Речка Теча беспечная:
Бежит зелёная,
И живёт!
Всласть!
Лечина-малечина,
Сколько жизней намечено
Покалечить
Или же скрасть?
Как его загоняла в рамки,
Как ломала упрямство жизнь!
А он сердцем впрягался в лямку
И лохмато бубнил: «Держись!»
Потому-то он и сердечник,
Что живое сердце – не сталь,
Что судьбой своей поперечной
Удлинняет диагональ.
А в той жизни прошлой,
Где и Тече непросто
Было нить
Свою вить –
Там не жить-поживать,
А скорей выживать,
Выживать надо было
И жить.
Отмирает Русская Теча,
Иссякает кровный родник;
Ни Отечества и ни веча
Там, за свёртком, где жил лесник.
На дворе – февраль и позёмка;
Заметает следы метель.
В обе стороны мир разомкнут.
Есть ли там, впереди, апрель?
А вчера на пригорке,
Как не здешний Егорка,
Из-под крова снежного,
Как из прошлого,
Как из прежнего –
Цветок слабый:
Жить хочу!
Жить!